Права человека – гарантированная законом степень свободы (возможности) личности, которая в соответствии с достигнутым уровнем развития общества способна обеспечить его существование и развитие, закреплена в качестве международного стандарта как общая и равная для всех людей.
Права человека имеют сложную структуру. Они обеспечивают различные сферы жизни человека. В соответствии с этим они подразделяются по различным наименованиям и категориям. Как известно наукой международного права по времени возникновения выделяются три поколения прав: гражданские и политические; социально-экономические и культурные права, а также так называемые права «солидарности».
В тоже время, можно с уверенностью утверждать, что с развитием информационного общества появилось новое поколение прав – права человека в информационном обществе (коммуникационные права, цифровые права).
Так, давая характеристику этим правам, Конрад Беккер определил их следующим образом: «Цифровые права человека – это расширение и применение универсальных прав человека к потребностям общества, основанного на информации… Базисные цифровые права человека включают право доступа к электронной сети, право свободно общаться и выражать мнения в сети и право на неприкосновенность частной сферы… Свободное выражение мнений в сети не подлежит прямому или косвенному ограничению через цензуру, запрещающий контроль со стороны правительств или частных лиц путем проверок программного или аппаратного обеспечения, телекоммуникационных инфраструктур или других составных частей электронных сетей. Право на частную неприкосновенность, анонимность и безопасность включает право на защиту от произвольного наблюдения материалов или общения в сети, так же как и право использования таких технологий неприкосновенности, применяемых с целью обезопасить коммуникацию, как криптография» [1].
В начале XXI века к цифровым правам было предложено относить: право на получение доступа и возможности использовать телекоммуникационные сети (включая сеть Интернет), электронные устройства (в том числе компьютеры), цифровые носители; право, позволяющие разным лицам создавать, получать, использовать и распространять информацию в цифровой форме.
Сегодня общепризнана публично-правовая природа цифровых прав, но понимание их довольно размыто, а содержание образующих их притязаний и характер обязательств государства по обеспечению этих прав трактуются различными авторами по-разному. При этом в большинстве публикаций анализу подвергается так называемое базовое цифровое право – право на доступ к интернету, довольно часто комментируются различные аспекты права на забвение, тогда как остальные права этой категории не вызывают столь же серьезного исследовательского интереса.
В тоже время в Хартии прав человека в Интернете к числу интернет-прав были отнесены:
1) право на доступ к интернету гарантирующей право на образование (право на доступ к инфраструктуре; право на навыки; право на интерфейсы, контент и приложения, доступные для всех; право на равный доступ для мужчин и женщин; право на доступ на рабочем месте; право на публичный доступ и прочее);
2) право на свободу выражения мнений и ассоциаций, гарантирующих свободу мысли, совести и религии, свободу убеждений и их свободное выражение, а также свободу мирных собраний и ассоциаций (право на свободу выражения мнений; право на свободу от цензуры; право на участие в онлайн протестах);
3) право на доступ к знаниям гарантирующей право на участие в культурной жизни общества и в научном прогрессе и пользование благами последнего, на наслаждение искусством (право на доступ к знаниям; право на свободу информации; право на доступ к информации, финансируемой государством);
4) право на бесплатное и открытое программное обеспечение и технологии (право делиться знаниями; право на бесплатное программное обеспечение с открытым исходным кодом; право на открытые технологические стандарты; право на получение выгоды от конвергенции и мультимедийного контента);
5) право на конфиденциальность, свободу от наблюдения и шифрование гарантирующей право на неприкосновенность частной жизни (право на защиту данных; право на свободу от слежки; право на использование шифрования);
6) право на управление интернетом, включающее в себя: право на многосторонний демократический надзор за управлением интернетом; право на децентрализованный, совместный и интероперабельный интернет; право на открытую архитектуру интернета; право на прозрачность и доступность решений, связанных с управлением и развитием интернета: право на сетевой нейтралитет и прочее;
7) право на осведомленность, защиту и реализацию прав в интернете. Это право требует некоторых комментариев в контексте концепции цифровых прав. Во-первых, право на реализацию и защиту не может рассматриваться как самостоятельное право – это составляющая всякого субъективного права, которая обеспечивает само это право возможностью применения лицом разных способов осуществления этого права и различных мер по его защите. Во-вторых, реализация и защита в интернете предполагается не только для прав публично-правового происхождения, но и прав, возникающих в отношениях между частными лицами.
Важно заметить, что Конституционный Суд РФ неоднократно уделял внимание проблематике реализации прав и свобод человека в сети Интернет, вопросам, касающимся ответственности за размещение в Интернете порочащих гражданина сведений, не соответствующих действительности, в случае невозможности установить виновное лицо. Конституционный Суд РФ в своем постановлении отметил, что владелец сайта или уполномоченное им лицо обязаны удалять порочащие сведения при наличии соответствующего судебного решения. Кроме того, было отмечено, что до принятия судебного решения можно использовать иные правовые средства, чтобы приостановить распространение негативной информации до принятия окончательного решения по судебному спору (включая меры по обеспечению иска). Конституционный Суд РФ также обратил внимание на необходимость введения в правовое регулирование дополнительных законодательных гарантий защиты чести, достоинства и деловой репутации, учитывающих существенное изменение способов распространения информации в сети Интернет [2]. Из этого следует, что каждый человек вправе требовать удаления сведений, порочащих честь, достоинство или деловую репутацию, после их распространения в сети Интернет.
Важно также отметить, что так называемая Цифровая эпоха оказала существенное влияние на содержание основных прав человека, к примеру:
- сегодня Интернет рассматривается как существенный аспект свободы человека, которая провозглашена ст. 1 Всеобщей декларации прав человека [3], поскольку блокирование доступа человека к Интернету представляет серьезное вмешательство в его свободу;
- право на доступ в Интернет рассматривается как составляющая права на свободу выражения мнения и права на доступ к информации, которые гарантированы ст. 10 Европейской конвенции по правам человека[4];
- без цифровой коммуникации сейчас трудно говорить о глобальном iuscommunicationis (праве на общение). Человек, не имеющий доступ в Интернет, сегодня ограничен в возможности принимать участие в политической жизни, а значит, не может быть активным гражданином. Поэтому iuscommunicationis используется для узаконения права современного человека на доступ к Интернету;
- ст. 8 Европейской конвенции по правам человека «Право на уважение частной и семейной жизни» дала рождение праву на защиту персональных данных, а его активное развитие в эпоху цифровизации общества привело к возникновению права на забвение (право физического лица требовать от оператора поисковой системы прекращения выдачи сведений об указателе страницы сайта в сети Интернет, позволяющих получить доступ к определенной информации о данном физическом лице)[5].
26 января 2022 г. была опубликована Европейская декларация о цифровых правах и принципах цифрового десятилетия, которой к цифровым правам человека отнесено следующие:
- доступ к недорогому и высокоскоростному цифровому соединению;
- цифровое образование;
- справедливые, здоровые и безопасные условия труда и надлежащую защиту в цифровой среде;
- доступ ко всем ключевым государственным услугам в Интернете по всему Европейскому союзу;
- возможность пользоваться преимуществами искусственного интеллекта, делая свой собственный осознанный выбор в цифровой среде;
- выбор онлайн-сервисов, основываясь на объективной, прозрачной и достоверной информации;
- возможность честно конкурировать и внедрять инновации в цифровой среде;
- доступ к надежной, разнообразной и многоязычной онлайн-среде;
- свободу выражения мнений в онлайн-среде, не опасаясь цензуры или запугивания;
- информацию о владельцах (или осуществляющих контроль) используемых медиа-услуг;
- безопасный, надежный и защищенный доступ к цифровым технологиям, продуктам и услугам;
- защиту своих личных данных в Интернете;
- конфиденциальность своих сообщений и информации на своих электронных устройствах;
- определение своего цифрового наследия.
Изложенное позволяет говорить о том, что концепция цифровых прав формируется, затрагивая все новые области фундаментальных прав человека. На сегодняшний день сложно однозначно утверждать, являются цифровые права новым поколением или подвидом прав человека, осуществляемых в цифровой среде, которая «включает в себя информационные и коммуникационные технологии, в том числе Интернет, мобильные и связанные с ними технологии и устройства, а также цифровые сети, банки данных, контент и услуги», либо это только средство реализации традиционных прав человека в этой среде. Однако с уверенностью можно утверждать, что у концепции цифровых прав есть все основания для того, чтобы претендовать на роль одной из основных концепций международного права, способствующих правовому обеспечению глобального устойчивого развития.

Платформенная занятость – это такой тип занятости, когда интернет-сервисы и площадки не выступают как работодатель и исполнитель услуг напрямую, а дают возможность одной стороне разместить запрос на выполнение той или иной задачи, а другой – выполнить эти задачи в соответствии с собственными компетенциями. Через интернет-площадки люди находят работу, создают коллективы, выполняют проекты. Такой тип занятости становится сегодня одним из перспективных направлений развития рынка труда.
Преимущества платформенной занятости:
- автономность в выборе объема и графика работы;
- гибкие барьеры входа в платформенную занятость (пол, возраст, образование, стаж работы и пр.);
- возможность удаленной занятости;
- возможность ежедневной, еженедельной выплаты вознаграждения.
Недостатки платформенной занятости:
- неустойчивый уровень дохода;
- ограниченный доступ (либо вообще его отсутствие) к социальным гарантиям, механизмам защиты трудовых прав.
Впервые, рекомендации по изменению статистического учета в связи с появлением новых форм занятости, включая занятость посредством онлайн-платформ, были приняты на 19-й и 20-й Международных конференциях статистиков труда (далее – МКСТ), состоявшихся соответственно в 2013 и в 2018 гг.
В Резолюции I 19-й МКСТ было расширено понятие трудовой деятельности, включающей «любую деятельность, осуществляемую лицами любого пола и возраста в целях производства товаров или оказания услуг для использования другими лицами или для собственного использования» [1]. Занятость, согласно этому документу, – это трудовая деятельность, выполняемая в обмен на оплату или прибыль.
В Резолюции I 20-й МКСТ предложена детальная классификация статусов занятости и рекомендовано национальным статистическим агентствам «проводить дальнейшую концептуальную и методологическую работу по вопросам измерения труда работников, занятость которых осуществляется через интернет-платформы или web-приложения»[2].
При этом важно заметить, что несмотря на широкое распространение платформенной занятости в большинстве стран мира в настоящее время, на практике есть лишь единичные случаи введения в национальное законодательство норм, регулирующих такие новые формы трудовых отношений и трудовой деятельности. В качестве примеров необходимо привести следующие: «экономически зависимые самозанятые работники» (Испания), «платформенные работники» (Индия), «экономически зависимые работники» (Колумбия), «зависимая самозанятость» (Южная Корея).
Статистические данные свидетельствуют о том, что платформенная занятость сегодня становится достаточно популярной. Так, к примеру, согласно исследованию аналитического центра FGG, в Испании доля работников, вовлеченных в платформенную занятость, составляет 27% - это самый высокий показатель среди 28 стран ЕС в рамках указанной работы.
Оценка считается завышенной из-за методологических неточностей опроса (так, например, к работникам платформ были отнесены люди, снимающие жилье с помощью онлайн-платформ). Тем не менее, более широкая распространенность платформенной занятости в Испании по сравнению с другими странами подтверждается исследованием Европейской комиссии: по оценкам COLLEEM-2018, доля вовлеченных в нее работников составила 18,1%. Масштаб платформенной занятости в Испании может быть связан с уровнем безработицы в стране: она достигала 15% по состоянию на февраль 2020 г. (до распространения эпидемии COVID-19). Испания также является одной из европейских стран, где платформенная занятость чаще всего используется в качестве основного источника дохода [3, с. 17].
В тоже время самая большая платформенная экономика в мире, по данным американского журнала Foreign Policy, сформировалась в Китае – 15% от общей численности рабочей силы заняты в секторе платформенной занятости (в США, по оценкам этого издания, на долю платформенной экономики приходится 10%, в Великобритании – 4,4% занятых; Rothschild, 2018).
При этом, согласно ежегодным Отчетам о развитии в Китае экономики совместного потребления (к ней относятся все виды экономической деятельности, в которых используются современные информационные технологии), публикуемым Государственным информационным центром, в 2019 г. в компаниях-платформах было занято около 6,23 млн работников, что составило примерно 8% от общего числа занятых в экономике совместного потребления. В 2020 г. объем рабочей силы в экономике совместного потребления достиг 84 млн человек, из которых 6,31 млн человек – работники платформ.
В России платформенные формы занятости появились сравнительно недавно, но, несмотря на это, уже получили довольно широкое распространение. Согласно исследованиям, Россия занимает пятое место в мире по числу занятых посредством онлайн-платформ. Немалое количество сервисов, осуществляющих свою деятельность на базе онлайн-платформ, уже сегодня играют ведущие роли в отраслевой структуре отечественного рынка услуг. К их числу можно отнести сервис-агрегатор транспортных услуг – «Яндекс.Такси», сервисы курьерской доставки – «Яндекс.Еда» и «Delivery Club», сервисы поиска исполнителей Youdo и Profi.ru [5, с. 125].
В платформенной экономике можно выделить два типа занятых:
- работников, напрямую нанятых платформой для обеспечения ее функционирования;
- исполнителей, занятость которых обеспечивается посредством платформы.
Работники первой группы осуществляют сотрудничество с платформами в соответствии с национальным трудовым законодательством и являются наемными работниками или заключают срочные контракты на выполнение определенных задач. Для них применяются все гарантии и механизмы защиты, предусмотренные национальным законодательством.
В некоторых случаях платформы используют такие контракты и для найма исполнителей: так, Uber нанимает в штат часть водителей, а некоторые платформы, занимающиеся курьерской доставкой, напрямую нанимают в штат часть курьеров. Такой подход гарантирует постоянный доступ клиентов к сервисам платформы даже в ситуациях флуктуаций на стороне предложения услуг, что в конечном итоге позволяет отвоевывать и сохранять свою долю рынка, а также оперативно управлять качеством предоставляемых услуг.
Однако такой формат сотрудничества в рамках платформенной экономики не является и не может рассматриваться как универсальный: с одной стороны, он создает существенную дополнительную административную и налоговую нагрузку на платформы и повышает риски нерентабельности их деятельности, а с другой – он не соответствует архитектуре платформенной экономики и запросу самих исполнителей на более гибкую занятость с возможностью самостоятельно участвовать в формировании нагрузки и графика работы.
В поиске возможностей встроиться в существующее поле трудовых отношений занятые в платформенной экономике во многих странах, в том числе и в России, формируют сегмент «фиктивной самозанятости» (bogus self-employment), поскольку одним из форматов подключения к платформе является оформление работника самозанятым или индивидуальным предпринимателем. Альтернативным вариантом становится работа без оформления (теневая занятость). Однако такие решения оставляют работника незащищенным, и, по сути, вынуждают самого занятого искать варианты легального входа на рынок труда, не предлагая полностью адекватного запросу способа.
В России в настоящий момент существует два варианта легального оформления сотрудничества с платформами: индивидуальное предпринимательство (ИП) и самозанятые.
Преобладающим юридическим статусом участников платформенной занятости в настоящее время является самозанятость (плательщики налога на профессиональный доход), меньшая часть зарегистрирована в качестве индивидуальных предпринимателей. Связано такое распределение с простотой регистрации в качестве плательщика налога на профессиональный доход и существенно меньшими налоговыми отчислениями.
Так, физические лица и индивидуальные предприниматели, перешедшие на специальный налоговый режим (самозанятые), могут платить с доходов от самостоятельной деятельности налог по льготной ставке — 4 или 6%. Это позволяет легально вести бизнес и получать доход от подработок без рисков получения штрафа за незаконную предпринимательскую деятельность [6].
Преимущества данного механизма:
1. Декларацию представлять не нужно. Учет доходов ведется автоматически в мобильном приложении.
2. Не надо покупать ККТ (контрольно-кассовую технику). Чек можно сформировать в мобильном приложении «Мой налог».
3. Отсутствует обязанность по уплате фиксированных взносов на пенсионное страхование. Пенсионное страхование осуществляется в добровольном порядке.
4. Можно работать без регистрации в качестве ИП. Доход подтверждается справкой из приложения.
5. Сумма вычета – 10 000 рублей. Ставка 4% уменьшается до 3%, ставка 6% уменьшается до 4%. Расчет автоматический.
6. Налог начисляется автоматически в приложении. Уплата – не позднее 28 числа следующего месяца.
7. Налоговые ставки: 4% – с доходов от физических лиц; 6% – с доходов от юридических лиц и ИП. Других обязательных платежей нет.
8. Регистрация без визита в инспекцию: в мобильном приложении, на сайте ФНС России, через банк или портал Госуслуг.
9. Зарплата не учитывается при расчете налога. Трудовой стаж по месту работы не прерывается.
Подводя итог, хотелось бы обратить внимание на то, что, во-первых, политика государства не должна «превращать» занятых посредством платформ, которые в настоящее время преимущественно являются самозанятыми, в наемных работников, поскольку это убивает инновационную экономику; а, во-вторых, каждое государство должно создавать добровольные страховые инструменты для формирования самозанятыми социального пакета, в том числе – также на добровольных началах – при участии самих платформ. При этом, страховые форматы должны зависеть от степени включенности человека в платформенную экономику, которая может измеряться через получаемые доходы, или часы работы, или продолжительность сотрудничества. Приоритет в социальном пакете должен быть у людей, для кого платформенная занятость – единственная и полная.

Совершенствование национальных платежных систем развивающихся и развитых стран, под которыми понимается совокупность субъектов платежных систем, платежных инструментов, платежной инфраструктуры, а также правил осуществления платежей и расчетов, происходит под влиянием процессов цифровизации, стимулирующих использование инновационных технологий на финансовом рынке и способствующих повышению качества финансовых отношений между поставщиками и потребителями платежно-расчетных услуг.
Проведение государственной политики, способствующей инновационному развитию национальной платежной системы, предполагает создание условий для повышения эффективности существующих форм проведения расчетов, а также внедрения новых инструментов, созданных с использованием цифровых технологий.
К важнейшим тенденциям, характеризующим ускорение процессов цифровизации платежных систем крупнейших развитых и развивающихся стран, относятся [1, с. 38–42]:
• повышение требовательности потребителей платежно-расчетных услуг к качеству и скорости их предоставления;
• трансформация бизнес-моделей организаций, предоставляющих платежно-расчетные услуги, в направлении повышения их клиентоориентированности;
• развитие бизнес-платформ и экосистем;
• усиление роли финтех-компаний на рынке платежей и расчетов;
• рост скорости внедрения цифровых технологий;
• цифровизация процессов взаимодействия участников финансовых отношений;
• поддержка процессов цифровизации со стороны финансовых регуляторов.
При этом важно отметить, что современная российская платежная система характеризуется высокой степенью инновационности и наличием сервисов, соответствующих потребностям экономических субъектов. Инновационное развитие российской платежно-расчетной инфраструктуры, в целом соответствующее мировым тенденциям, способствует росту качества финансовых услуг и обеспечению высокого уровня безопасности платежно-расчетных сервисов.
На данный момент, некоторые функции Банка России в сфере организации и совершенствования национальной платежной системы уже предусмотрены в отечественном законодательстве. Так, участие Центробанка в регулировании системы расчетов и платежей предусмотрено в содержании ст. 3 ФЗ «О Центральном банке Российской Федерации (Банке России)» [2]. Также в данном нормативно-правовом акте предусмотрен целый перечень целей и задач, которые ставятся перед Банком России в рамках его деятельности.
Основные элементы национальной платежной системы, включающей платежные системы «Мир», «НРД» и быстрых платежей, характеризуются высокой степенью конкурентоспособности и востребованности у экономических субъектов благодаря использованию современных электронных технологий.
В тоже время, на сегодняшний день, в отечественной экономике присутствует целый ряд, своего рода, препятствий на пути к формированию конкурентоспособной и эффективной национальной платежной системы [3, с. 128-147]. К таким препятствиям, среди прочего, следует относить:
• наличие определенной монополии международных платежных систем, касательно выпуска платежных карт и регулирования иных вопросов в данной области. По мнению ряда специалистов, эмиссия платежных карт, а также их программное обеспечение, практически не регулируется нашим государством;
• «трудности» в обслуживании платежных карт в терминалах. Проблема заключается в том, что специальное оборудование, предназначенное для работы с платежными картами, попросту не принимает карты российских платежных систем;
• относительно малый процент вероятности вступления отечественных банков в международную финансовую систему и тем более включение в единую платежную систему.
В условиях ухудшения внешних условий функционирования платежной системы России важнейшей целью ее дальнейшего развития является создание благоприятных условий для структурной трансформации экономики при сохранении финансовой стабильности и доверия экономических субъектов к финансовой системе, что предполагает:
• содействие цифровизации платежной системы;
• защиту прав экономических субъектов на данном сегменте рынка;
• стимулирование конкуренции;
• развитие финансового сотрудничества с дружественными странами.
Одним из важных приоритетов развития национальной платежной системы является формулирование единого платежного пространства ЕАЭС, обеспечивающего финансовую стабильность, экономический суверенитет стран-участников, повышение качества и доступности оказываемых услуг на основе внедрения цифровых технологий, а также создание дополнительных условий для повышения инклюзивности финансовых систем стран-участниц и увеличения человеческого капитала [4, с. 205-222].
Важно заметить, что система быстрых платежей (далее – СБП) является одним из наиболее динамичных сегментов национальной платежной системы. В условиях роста темпов внедрения инновационных технологий в финансовой сфере развитие СБП стимулирует процесс цифровизации национальной платежной системы, обеспечивает рост качества платежных сервисов и улучшение взаимодействия участников рынка платежей и расчетов.
Представляется целесообразным развитие СБП по следующим направлениям:
• расширение возможностей экономических субъектов по совершению платежей в пользу органов государственной власти, в том числе в части уплаты налогов и сборов;
• развитие сервисов, обеспечивающих расчеты между компаниями и потребителями;
• совершенствование механизма осуществления выплат со стороны государства в пользу физических лиц;
• расширение возможностей использования в государствах-участниках ЕАЭС в контексте решения задачи формирования единого платежного пространства.
Как мы уже отметили, российский рынок платежных карт продолжает успешно развиваться в условиях воздействия на национальную платежную систему неблагоприятных внешних факторов, ставших одними из причин ухода с российского рынка крупнейших международных платежных систем.
Платежная система «Мир» является ключевым элементом российского рынка платежных карт. Ее развитие должно быть в первую очередь направлено на обеспечение устойчивости финансовой системы в условиях действия неблагоприятных внешних факторов, а также на удовлетворение возрастающих потребностей экономических субъектов.
Практика функционирования успешных платформ и экосистем обусловливает необходимость предоставления пользователям доступа к различным нефинансовым сервисам в дополнение к платежно-расчетным услугам, а также внедрения цифровых технологий, обеспечивающих осуществление бесконтактных мобильных платежей.
Расширения спектра нефинансовых сервисов в рамках платежной системы «Мир» имеет важное значение, как с точки зрения обеспечения возможности выбора клиентами необходимых сервисов, так и для совершенствования механизмов предоставления государственных услуг и улучшения взаимодействия экономических субъектов и государственных организаций.
Развитие финансового сотрудничества с зарубежными кредитными организациями и регуляторами, направленное на расширение возможностей использования карт «Мир» на территории дружественных стран, становится особенно важным в условиях усиления рисков вследствие неблагоприятного воздействия внешних факторов [5, с. 592–613].
Другим перспективным направлением развития платежной системы «Мир» является создание возможностей для осуществления P2P-платежей в государствах-участниках ЕАЭС.
P2p-платежи (от англ. Peer-to-Peer – от человека человеку) – самый простой способ отправки денег от одного физического лица другому. Такие транзакции можно использовать для чего угодно: оплатить аренду, разделить счет в ресторане между друзьями и т.п. Эти платежи позволяют переводить деньги с помощью мобильных банковских приложений между двумя сторонами с использованием их дебетовых, кредитных карт или индивидуальных банковских счетов. В России, существуют такие сервисы, как: 1) RuRu; 2) Pay Online; 3) Сервис от Альфа-Банка.
Еще одним перспективным направлением развития российской платежной системы в целях поддержки процессов цифровизации национальной платежной системы является выпуск цифрового рубля, что обеспечит рост инклюзивности финансовой системы и будет способствовать увеличению человеческого капитала посредством доступа экономических субъектов к инновационным формам осуществления расчетов и платежей [6, с. 20–36]. Кроме того, обращение цифрового рубля способно оказывать позитивное воздействие на развитие национальной платежной системы благодаря следующему:
• снижению издержек для субъектов платежной системы;
• созданию условий для оптимизации расчетов в рамках бюджетной системы;
• увеличению количества пользователей платежных услуг, основанных на цифровых технологиях;
• созданию новых продуктов и услуг, связанных с использованием цифрового рубля;
• росту конкуренции на данном рынке вследствие создания новых продуктов и услуг, связанных с использованием цифрового рубля.
К привлекательным характеристикам цифрового рубля можно отнести повышенный уровень обеспечения сохранности средств в электронных кошельках; доступность расчетов как в онлайн, так и в офлайн режимах; возможность производства платежей и переводов в пользу физических лиц, компаний и государственных органов; наличие удобных для пользователей процедур идентификации.
Выпуск цифрового рубля будет также содействовать сотрудничеству между государством, финансовым сектором и высокотехнологичными компаниями в рамках реализации совместных усилий по цифровизации платежной системы, а также развитию бизнеса российских платформ и экосистем на основе инноваций.
Также хотелось бы подчеркнуть, что расширение финансового сотрудничества между государственными институтами развития стран ЕАЭС, БРИКС и ШОС будет способствовать укреплению единого платежного пространства ЕАЭС и снижению рисков, связанных с ведением внешнеэкономической деятельности в условиях неблагоприятных внешних факторов. В частности, расширению возможностей российских компаний и банков при осуществлении международных расчетов будет «содействовать» развитие корреспондентских отношений между институтами развития России и дружественных стран. Взаимное открытие корреспондентских счетов будет создавать благоприятные условия для осуществления расчетов в национальных валютах, увеличения взаимной торговли, реализации совместных проектов.
Таким образом, хотелось бы сделать вывод о том, что проведение политики, стимулирующей цифровизацию платежной системы, способствует инновационному развитию экономики, росту благосостояния потребителей, увеличению человеческого капитала и оптимизации взаимодействия участников финансовых отношений.
В условиях неблагоприятного воздействия внешних факторов инновационное развитие платежной системы содействует росту доверия экономических субъектов к финансовой системе и создает дополнительные условия для расширения внешнеэкономического сотрудничества с дружественными странами.
Развитие платежной системы на основе цифровых технологий предусматривает:
• формулирование единого платежного пространства ЕАЭС;
• развитие СБП;
• расширение возможностей платежной системы «Мир»;
• расширения спектра нефинансовых сервисов в рамках платежной системы «Мир»;
• создание возможностей для осуществления P2P-платежей в государствах-участниках ЕАЭС;
• выпуск цифрового рубля;
• расширение финансового сотрудничества между государственными институтами развития стран ЕАЭС, БРИКС и ШОС.

Перед Министерством строительства и жилищно-коммунального хозяйства, а также Министерством цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации поставлены задачи реализации Национального проекта «Жилье и городская среда» и Национальной программы «Цифровая экономика Российской Федерации». Одним из их приоритетных направлений является создание «умных городов». Считается, что «умный город» – это, прежде всего, реализация проектов, направленных на удовлетворение потребностей населения, посредством использования передовых цифровых технологий для достижения высокого уровня комфорта и безопасности проживания [1, с. 143].
Всего в проекте «Умный город», который реализуется на территории Российской Федерации, насчитывается 213 городов-первопроходцев, принимающих участие в цифровизации инфраструктуры социальной и экономической среды. Для оценки качества внедрения проекта введена особая система, позволяющая производить расчет эффективности преобразований в различных сферах жизнедеятельности, так называемая методика оценивания «IQ городов». При этом, например, учитывается работа государственных структур и оказываемых ими услуг; «умное» жилищно-коммунальное хозяйство, транспорт, т. н «городская среда» – инновации с применением цифровых технологий [2]. Также оцениваются безопасность общества, экологическая среда, сетевая связь, туристическая система. Главной особенностью данного рейтинга, является распределение участвующих городов на четыре основные категории, в соответствии с количеством их населения, а также учета 47 показателей (основополагающих стандартов и их внутренних составляющих).
К пока ещё не оцениваемым по интенсивности внедрения цифровых инноваций сферам жизнедеятельности относятся здравоохранение, образование. Однако при этом развитые страны по всему миру внедряют инновационные решения в области здоровья, борются со смертельными заболеваниями и сложными ситуациями. В ближайшем будущем цифровизация и финансирование данной области будут являться одними из самых приоритетных. Внедрение современных возможностей позволит преобразовать современные методы лечения, повысить качество оказываемой медицинской помощи. Кроме выше сказанного, внедрение электронного документооборота поможет оптимизировать прием граждан и уменьшить загруженность учреждений, именно поэтому считается важным развивать данное направление.
Так, например, в Белоруссии одним из приоритетных направлений развития страны также является создание умных городов. Министерством связи и информатизации в 2019 г. разработана типовая концепция развития умных городов. Она подготовлена в соответствии с целями, задачами и направлениями цифровой трансформации национальной экономики Республики Беларусь. В соответствии с Программой «Цифровое развитие Беларуси» на 2021-2025 гг. одним из основных направлений информатизации жизни общества является Концепция развития электронного здравоохранения Республики Беларусь. Одной из инициатив Концепции является создание централизованной информационной системы здравоохранения, что соответствует стратегической цели развития системы здравоохранения, предусмотренной Национальной стратегией устойчивого социально-экономического развития Республики Беларусь на период до 2030 года. Предусматривается комплексная автоматизация организаций здравоохранения на основе портальных решений и веб-технологий; обеспечение взаимодействия организаций здравоохранения в рамках единого информационного пространства отрасли; внедрение электронной медицинской карты гражданина Республики Беларусь, включая разработку правового режима ее использования; развитие проекта по использованию электронных рецептов; развитие средств телемедицины, в том числе консультирования пациентов в режиме реального времени и удаленного мониторинга состояния здоровья хронических больных [3, с. 10] и пр.
Заметим, что особенно важным для создания умных городов является разработка стандартов и законодательной базы, поскольку существующие стандарты не удовлетворяют все возрастающим требованиям. Рассмотрим насколько это актуально для здравоохранения, учитывая особенности научно-технического прогресса, внедрение искусственного интеллекта, цифровых технологий 3D биопринтера, медицинского оборота донорских клеток, биочернил и биопринтных тканевых (органных) конструктов, перспективу использования робототехники.
Так, в частности в настоящий момент не существует унифицированной позиции в отношении того, кто должен нести ответственность за противоправную деятельность, совершенную непосредственно самим искусственным интеллектом или с его помощью. В то же время, установление ответственности за противоправные действия и ненадлежащее использование искусственного интеллекта (ИИ) необходимо, так как у него имеются возможности нанести как физический, так и моральный вред, причинить ущерб и даже смерть [4, с. 390].
Действительно, поскольку сферы применения технологий ИИ интегрированы практически в каждую сферу экономики, поддерживаем подход, согласно которому, наряду со сферой применения систем ИИ, необходимо проводить оценку уровня риска тех видов деятельности, при осуществлении которых он используется. Так, в сфере здравоохранения ИИ может быть применен для помощи врачам при постановке диагноза, назначении лекарственных препаратов, проведении операций, что сопряжено с высоким риском. Наряду с этим ИИ используется для регистрации пациентов, обработки и анализа медицинских данных, автоматического оповещения медицинского персонала. Представляется, что данные виды деятельности относятся к группе ограниченного риска.
Как правило, рассматривая вопрос о рисках применения технологий искусственного интеллекта (ИИ), исследователи указывают на угрозу личной и общественной безопасности, вред жизни и здоровью, имущественный вред. Применение риск-ориентированного подхода (РОП) в сфере разработки и применения систем ИИ направлено на минимизацию указанных рисков. РОП представляет собой систему управления рисками, которая состоит из нескольких этапов: выявления рисков; их оценки; принятия мер по управлению рисками.
Так в проекте Регламента Европейского союза «О европейском подходе для искусственного интеллекта» [5], системы ИИ по уровню риска делятся на четыре группы: 1) системы искусственного интеллекта с неприемлемо высоким уровнем риска (системы для манипулирования поведением человека, системы для создания социальных рейтингов и др.); 2) высокорисковые системы искусственного интеллекта (роботы – ассистенты в хирургии, управление и эксплуатация критической инфраструктуры и др.); 3) системы искусственного интеллекта с ограниченным риском (чат-боты, виртуальные помощники, умные дома и др.); 4) системы искусственного интеллекта с минимальным риском (видеоигры, спамфильтры и др.). По мнению разработчиков проекта Регламента, основными факторами, влияющими на оценку уровня риска, являются размер потенциального вреда и возможность его причинения неограниченному кругу лиц [6, с. 326].
В России в настоящее время принят Федеральный закон от 31 июля 2020 г. № 258-ФЗ «Об экспериментальных правовых режимах в сфере цифровых инноваций в Российской Федерации» [4], которым разрешено заниматься медицинской деятельностью, в том числе с применением технологий телемедицины, методов получения и дальнейшей обработки данных о здоровье граждан, их диагнозах с определенными экспериментальными инновациями.
Под правовым режимом понимают «базовый правовой режим, в котором в наибольшей степени проявляются закрепленные (закрепляемые) в отрасли, сфере методы, функции, принципы регулирования»; «порядок регулирования, выраженный в комплексе правовых средств, характеризующих особое сочетание взаимодействующих между собой дозволений, запретов, а также позитивных обязываний и создающих особую направленность регулирования», которая будет иметь свою специфику. В сфере экспериментального правового режима цифровых инноваций непосредственно медицинская деятельность не может отклоняться от рамок, определенных ст. 2. Федерального закона от 21.11.2011 № 323-ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» (далее – ОООЗГ).
Врачебная тайна, как известно, тесно взаимосвязана с личной и семейной тайной, защищаемой ст. 23.1 и 24.1 Конституции Российской Федерации. Перевод медицинских данных о состоянии здоровья, диагнозах в цифровую форму методами сбора и обработки сведений, их накопление на территории экспериментальных правовых режимов в Российской Федерации таит серьезные угрозы раскрытия такой информации и передачи третьим лицам. Особую озабоченность ученых и практиков вызывает случаи оцифровывания и вывоза за пределы границ территории РФ биоматериала, генома человека (жителя РФ). В настоящее время эти вопросы не урегулированы на законодательном уровне, «таят» риски для биобезопасности страны [7, с. 44].
Важно также заметить, что на современном этапе развития технологий наблюдается непрерывный процесс внедрения новейших технологий во все сферы жизнедеятельности человека. 3D-печать (от англ. Three-Dimensional Printing Technology) «бросает» серьезные вызовы правовой системе, которая значительно отстает в своем развитии. Одной из разновидностей 3D‑печати является технология 3D‑биопринтинга, которая активно развивается как в медицине, так и в фармацевтике. Несомненно, подобная технология обладает множеством положительных сторон. К ним можно отнести перспективу замены больных органов на здоровые, решение проблемы нехватки органов и тканей для трансплантации, возможности замены костей, хрящей, кровеносных сосудов и внутренних органов (сердце, почки, печень и другие органы) у человека. Производство биопринтных органов позволит сократить время на проведение операции, тем самым может сохранить жизнь нуждающимся в органах и (или) тканях людям. При создании биопринтных органов из «родной» дезоксирибонуклеиновой кислоты (далее – ДНК) указанный орган не будет отторгаться организмом человека. В Плане мероприятий (дорожной карте) «Хелнет» указывается, что значительное влияние в регенеративной медицине играют 3D‑биопринтеры. Применение 3D индивидуально напечатанных титановых имплантатов позволит значительно сократить время проведения и сложность операционного вмешательства. В то же время целесообразно вести исследования, направленные на возможность трехмерной печати биологически подобных костей и межпозвонковых дисков [8, с. 242]. В представленном документе органы и ткани, напечатанные на 3D‑биопринтере, называются бионическими протезами и органами.
Уже сейчас требуется детальным образом изучить вопросы определения правового статуса биопринтных органов, особенностей заключения договоров, направленных на их создание, оборот и последующую трансплантацию в тело человека, а также выявление особенностей ответственности за нарушение таких договоров и возмещения причиненного вреда, иные вопросы ответственности за правонарушения в указанной сфере. Дебаты последних лет сводятся к попытке разрешить колебание между юридическими попытками регулирования 3D‑биопринтинга и концепцией полного запрета на такую деятельность [8, с. 243].
С учетом коммерциализации сферы биопринтинга стоит обратить внимание на возможные негативные последствия, которые могут наступить в результате использования биопринтных органов и тканей человека. Пациенты, которым может быть причинен вред, могут столкнуться с вопросом о субъекте причинения вреда: это будет производитель 3D‑продукции или медицинская организация, которая предоставила услуги по трансплантации 3D‑продукции в тело человека?
Целью правовой регламентации подобных общественных отношений является необходимость своевременного предупреждения и пресечения противоправных деяний в данной сфере, которые могут возникнуть с внедрением биопринтных технологий, а также выбор наиболее эффективной модели правового регулирования подобных правоотношений, в том числе и с использованием уголовно-правовых средств.
Как нами уже было отмечено, отечественное законодательство не содержит норм, регламентирующих понятие и устанавливающих принципы применения 3D‑биопринтеров.
Так, биопринтер представляет собой роботизированное устройство, и его можно отнести, согласно ст. 38 Федерального закона от 21 ноября 2011 г. № 323-ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации», к оборудованию как к разновидности медицинского изделия или разработать иной правовой режим. Согласно Постановлению Правительства Российской Федерации от 27 декабря 2012 г. № 1416 «Об утверждении Правил государственной регистрации медицинских изделий» [9], к медицинским изделиям предъявляются требования эффективности и безопасности, недопустимости причинения вреда здоровью и жизни пациента. Представленная точка зрения подтверждается следующим примером. Роботизированный эндоскопический хирургический комплекс Da Vinci [10] был зарегистрирован 20 марта 2017 г. в качестве медицинского изделия. Поэтому можно утверждать, что законодательное определение понятия «медицинские изделия» является более емким и должно включать в себя понятие «медицинский робот».
Необходимость конкретизации и уточнения трактовки категории «медицинские изделия» применительно к включению в него понятия «медицинский робот» косвенно подтверждается некоторыми нормативными правовыми актами, принятыми в последние годы. Так, в Концепции развития регулирования отношений в сфере технологий искусственного интеллекта и робототехники до 2024 г., утвержденной распоряжением Правительства Российской Федерации от 19 августа 2020 г. № 2129-р [11], отдельное внимание уделено такому направлению совершенствования, как регулирование применения технологий искусственного интеллекта и робототехники в сфере охраны здоровья граждан. В указанном документе также присутствует ряд положений, посвященных решению проблемы неопределенности в вопросах отнесения робототехники к медицинским изделиям, подлежащим государственной регистрации, а также определяющих направление работы в рамках создания многоаспектной правовой платформы в области робототехники. Однако, согласно «Правилам государственной регистрации медицинских изделий», утверждённым Постановлением Правительства Российской Федерации от 27 декабря 2012 г. № 1416, критерием, относящим изделие к медицинскому, также является его функциональное предназначение: диагностика, лечение, профилактика, медицинская реабилитация, мониторинг состояния организма человека, проведение медицинских исследований, восстановления, замещения, изменения анатомической структуры или физиологических функций организма, предотвращения или прерывания беременности, функциональное назначение которых не реализуется путем фармакологического, иммунологического, генетического или метаболического воздействия на организм человека.
Учитывая контекст нашего исследования, целесообразным представляется некоторое внимание уделить определению оборотоспособности 3D‑биопринтеров в гражданско-правовом смысле. Так, п. 2 ст. 129 ГК РФ допускает ограничение в оборотоспособности некоторых объектов гражданских прав либо совершение сделок по специальному разрешению. Полагаем, что стоит установить определенные законодательные ограничения на оборот биопринтеров, разрешая их продажу только покупателям, являющимся специальными субъектами, – медицинским и научным организациям, а также индивидуальным предпринимателям, осуществляющим медицинскую деятельность на основании лицензии. На данный момент покупателями биопринтеров выступают академические организации и университеты.
Для производителей (изготовителей) медицинских биопринтеров стоит установить необходимость регистрации медицинского изделия – биопринтера в Федеральной службе по надзору в сфере здравоохранения (Росздравнадзор). Производители биопринтеров должны получить регистрационное удостоверение на медицинское изделие – 3D‑биопринтер, в котором будут отражены класс потенциального риска применения медицинского изделия и иные установленные законом сведения.
Видится обязательным получение лицензии для оказания биопринтных услуг. По правилу, установленному соответствующим Постановлением Правительства Российской Федерации, медицинскую деятельность, помимо прочего, составляют работы или услуги в рамках оказания медицинской помощи, при трансплантации органов и (или) тканей, обращении донорской крови и (или) ее компонентов в медицинских целях. Поскольку конечной целью 3D (трехмерной) биопечати является пересадка готового биопринтного органа человеку, полагаем необходимым распространить действие указанного Постановления Правительства Российской Федерации на организации, которые будут заниматься «выращиванием» биопринтных органов и тканей с целью последующей трансплантации человеку. Потребуются также и сопутствующие изменения в номенклатуру медицинских услуг, дополнения в части квалификационных требований к персоналу и оборудованию для заявителя на подобный вид медицинских услуг.
Рассмотрим, какие же в настоящее время предпринимаются шаги для решения задач правового регулирования новых сфер медицинской деятельности. Так, в настоящее время разработаны проекты нескольких типовых Этических кодексов, призванных стать основой для разработки новых нормативно-правовых актов, регулирующих применение в медицине описанных выше инновационных технологий. В частности сотрудниками Казанского инновационного университета им. В. Г. Тимирясова разработаны и предложены к рассмотрению:
- Инициативный проект Этического кодекса субъектов, осуществляющих деятельность по созданию, применению и утилизации медицинских изделий на основе технологий робототехники;
- Инициативный проект Этического кодекса субъектов, осуществляющих деятельность по созданию, применению и утилизации медицинских изделий на основе технологий искусственного интеллекта;
- Инициативный проект Этического кодекса субъектов, осуществляющих деятельность по созданию, применению и утилизации медицинских изделий на основе биопринтных технологий, по взаимо­действию с пациентами и донорами клеток, по обороту донорских клеток, биочернил и биопринтных тканевых (органных) конструктов [12 - 14].
Конечно, разработка и внедрение специализированных этических кодексов своевременна и актуальна. По мнению авторов, они призваны стать основой для развития системы правового регулирования указанных технологий в здравоохранении.
Действительно ряд провозглашаемых принципов созвучен с принципами биоэтики и перечисленными выше НПА. Это принцип государственного контроля деятельности по процедуре трансплантации биопринтных тканевых (органных) конструктов, подлежащий лицензированию. Также принцип применения медицинских изделий на основе биопринтных технологий исключительно в целях оказания медицинской помощи (медицинской услуги). А также принцип, согласно которому сведения о факте обращения пациента за оказанием ему медицинской помощи (медицинской услуги) с применением медицинских изделий на основе технологий искусственного интеллекта, состоянии его здоровья и диагнозе, иные сведения, полученные при высокотехнологическом медицинском вмешательстве, составляют врачебную тайну.
В тоже время, ряд принципов во всех трёх проектах однотипен и настораживает. Например, как понимать провозглашаемую необходимость создания цифровой модели пациента? А также новая обязанность медицинских работников в соответствии со стандартами оказания медицинской помощи (медицинской услуги), которая заключается в том, что «медицинские работники должны осуществлять пропаганду донорства на постоянной основе в целях привлечения потенциальных доноров к сдаче клеток». Также не ясен принцип: «медицинским работникам запрещено принуждать пациента применять медицинские изделия на основе технологий искусственного интеллекта в отношении него, если это не продиктовано условиями крайней необходимости». А кто определит эту «крайнюю необходимость»?
Вызывает сомнения необходимость следующего положения кодекса: «медицинские работники имеют право на профессиональную подготовку или повышение квалификации по программам «Применение медицинских изделий на основе технологий искусственного интеллекта, робототехники, на основе биопринтных технологий, по взаимо­действию с пациентами и донорами клеток, по обороту донорских клеток, биочернил и биопринтных тканевых (органных) конструктов» в системе непрерывного медицинского образования на бесплатной основе». Поскольку всегда осуществляется набор на конкурсной основе, то это традиционно способствует привлечению более подготовленных и квалифицированных медицинских кадров.
Декларирование того, что медицинские организации должны предоставлять финансовую поддержку для исследований и разработок в области технологий искусственного интеллекта, а также для их внедрения в клиническую практику может быть крайне неблагоприятным, поскольку привлечение частных медицинских организаций чревато преследованием, прежде всего, коммерческих целей, что несёт определенные риски. Думаем, что наши опасения не напрасны, поскольку во всех трех проектах провозглашается принцип того, что разработка и производство медицинских изделий на основе технологии искусственного интеллекта должны быть направлены на благо пациентов и общества, а не только интересов бизнеса. А что, необходимо декларировать, что медицинские услуги это бизнес? Тогда совсем уж тревожным выглядит декларируемый во всех проектах принцип, что «медицинские изделия на основе технологий робототехники или технологии искусственного интеллекта не должны использоваться для придания человеку новых способностей, влекущих ограничение конкуренции»?!
Таким образом, внедрение инновационных технологий в медицинскую практику, в том числе в рамках реализации проектов «умных городов», неизбежно. При этом установлено отсутствие действующих законодательных норм, регулирующих эти инновационные виды деятельности. В стадии разработки находятся несколько этических кодексов, призванных стать основой для развития системы правового регулирования указанных технологий в здравоохранении. Однако даже первое ознакомление с ними выявило тот факт, что проекты таят в себе серьёзные риски. Следовательно, они должны быть доработаны, в том числе и с привлечением экспертов из медицинского сообщества.

Всемирная глобализация, масштабные интеграционные процессы, развитие прогрессивных компьютерных технологий и информационных сетей, пандемия коронавируса и другие вызовы современности обуславливают изменения в социально-трудовой сфере и возникновение новых нестандартных форм занятости и трудовых отношений. При этом одной из ключевых тенденций развития мирового рынка труда является рост количества фрилансеров (freelancers) или специалистов, работающих на разных проектах без заключения трудового договора.
Главной особенностью фриланса является возможность удаленно работать из любой точки мира, будь то на отдыхе или дома. Вследствие чего, фрилансер не ограничен определенной территорией, что позволяет ему заключать договоры с иностранными физическими и юридическими лицами, а соответственно вступать в международно-правовые отношения.
В переводе с английского «free lance» означает свободное копье. Используется данная категория для обозначения такой формы организации труда, где работодатель и исполнитель могут находиться далеко друг от друга, а выполнение задач осуществляется с помощью электронных средств связи» [1]. Сорокина А.Н. предлагает под фрилансом понимать работу, которая совершается сотрудником вне офиса организации, с использованием современных коммуникационных технологий [2, с. 37]. В свою очередь, Матвеева Н.С. фрилансера характеризует как исполнителя, который на основании договора подряда выполняет работу по заданию заказчика и сдает ее результат. Исследовательница также отмечает, что фрилансер обычно не является сотрудником той или иной компании, а лишь выполняет возложенные на него обязательства по договору подряда [3 с. 20].
Таким образом, фриланс необходимо рассматривать как форму занятости наемных работников, выполняющих свою работу без заключения трудового договора с работодателем, по которому работник не привязан к конкретному месту работы и выполняет работу удаленно.
Фриланс обаладает признаками, которые существенно отличают его от традиционных форм занятости, среди которых следующие:
· отсутствие основного рабочего места;
· возможность сотрудничать одновременно с несколькими работодателями или с одним, или даже находиться некоторое время без работы;
· создание самостоятельно норм рабочего времени и времени отдыха, то есть фрилансер имеет возможность не подчиняться правилам распорядка работодателя;
· ненормированность оплаты труда, которая напрямую зависит от объема проделанной работы;
· использование в работе своего оборудования (при необходимости);
· отсутствие сезонности работы;
· отсутствие социальной защиты.
В Российской Федерации (далее – РФ, Россия) фриланс как таковой нормативно не закреплен. Правда, 19 апреля 2013 года вступил в силу Федеральный закон № 60-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации», дополнивший Трудовой Кодекс РФ новой главой 49.1, регламентирующей особенности регулирования труда дистанционных работников. Так, согласно ст. 312.1 Трудового Кодекса РФ «дистанционной (удаленной) работой является выполнение определенной трудовым договором трудовой функции вне места нахождения работодателя, его филиала, представительства, иного обособленного структурного подразделения (включая расположенные в другой местности), вне стационарного рабочего места, территории или объекта, прямо или косвенно находящихся под контролем работодателя, при условии использования для выполнения данной трудовой функции и для осуществления взаимодействия между работодателем и работником по вопросам, связанным с ее выполнением, информационно-телекоммуникационных сетей, в том числе сети «Интернет», и сетей связи общего пользования» [4].
Также стоит отметить, что ст. 312.1 Гражданского кодекса РФ (далее – ГК РФ) под дистанционной работой предлагается понимать выполнение определенной трудовым договором трудовой функции вне места нахождения работодателя, вне стационарного рабочего места, территории или объекта, находящихся под контролем работодателя, при условии использования для данной функции информационно-телекоммуникационных сетей, сети Интернет и сети связи общего пользования. В свою очередь определено, что дистанционный работник – это лицо, заключившее трудовой договор или дополнительное соглашение к нему, а также работник, выполняющий трудовую функцию дистанционно в соответствии с локальным нормативным актом [5].
Положения гражданского законодательства, применимые к регулированию отношений фриланса:
- договор возмездного оказания услуг (ст. 779 ГК РФ). При его заключении каждая из сторон вправе расторгнуть соглашение при условии оплаты расходов инициатором разрыва соглашения;
- авторский договор (ст. 1288 ГК РФ), в нем содержатся положения, согласно которым производится передача авторских прав заказчику во временное пользование или в собственность, в зависимости от соглашения сторон;
- договор подряда (ст. 702 ГК РФ), в соответствии с которым одна сторона (подрядчик) обязуется выполнить по заданию другой стороны (заказчика) определенную работу и сдать ее результат заказчику, а заказчик обязуется принять результат работы и оплатить его.
Хотелось бы подчеркнуть, что категории «фрилансер» и «дистанционный работник» не синонимичны. Отношения с дистанционным работником регулируются, прежде всего, нормами трудового законодательства, а фрилансера – нормами гражданского, поскольку фрилансер не вступает в трудовые отношения, а заключает договоры на оказание услуг, подряда, авторского заказа с российскими и иностранными физическими и юридическими лицами.
Важно также подчеркнуть, что случае, если к фрилансеру обращается иностранное юридическое лицо и данные отношения «закрепляются» в виде договора возмездного оказания услуг либо подряда, то при отсутствии соглашения сторон о праве, которое подлежит применению, к такому договору будет применяться право той страны, в которой на момент заключения договора находилось место жительства либо основное место деятельности стороны, осуществляющей исполнение, имеющее решающее значение для договора.
Стороной, которая имеет решающее значения для содержания договора в данном случае является фрилансер, на основании ст. 1211 Гражданского кодекса РФ. Соответственно, при отсутствии соглашения сторон, применяется законодательство РФ [5].
Между тем, в случае если отношения между российским фрилансером и иностранным юридическим лицом закреплены договором авторского заказа, то будет применяться право страны, где действует передаваемое приобретателю исключительное право. В случае, если исключительное право подпадает под юрисдикцию нескольких государств, то действует право того государства, где находится место жительства либо основная деятельность правообладателя. А соответственно в данном случае применимо иностранное законодательство.
Что касается международной практики закрепления правового регулирования фриланса, то США стало первой страной, в которой официально был урегулирован статус удаленной работы и фриланса. Так, в 2016 году в США (Нью-Йорк) был принят закон № 140 «Freelance Isn’t Free Act» (что можно перевести как «Фриланс – это не бесплатное действие»). Принятие данного документа было обусловлено увеличением количества внештатных специалистов, чьи права и интересы требовали защиты. Помимо общих вопросов, данный нормативно-правовой акт закрепил понятие фрилансера: это физическое или юридическое (если состоит только из одного индивида) лицо, вне зависимости от факта регистрации или использования торгового названия, которое является независимым подрядчиком, выполняя услуги за плату [6, с. 168].
Важно также отметить, что 2017 году в США вступил в силу закон, защищающий фрилансеров от неплатежеспособных работодателей. Законопроект разработал член Городского совета НьюЙорка, Брэд Лендер, совместно с Союзом фрилансеров и Департаментом по делам потребителей Нью-Йорка. Теперь в Административном кодексе Нью-Йорка и в строительстве правил города Нью-Йорк содержатся положения о правах фрилансеров, вступивших в силу 15 мая 2017 г.
Задачи данного Закона:
- установление временных рамок оплаты труда;
- формулировка правил составления договора между фрилансером и работодателем;
- предоставление внештатным работникам права подать жалобу в OLPS (управление по политике и стандартам в области труда);
- предоставление права на предъявление иска нанимателю для возмещения ущерба;
- недопущение преследования со стороны нанимателя;
- недопущение дискриминации любого вида [6, с. 176].
Что касается европейских стран, то в них, с точки зрения законодательства, встречаются две модели регулирования фриланса:
1) внештатный специалист, который по своим правам приравнен к штатному. Эта схема недостаточно распространена и работает, к примеру, в Великобритании. Дополнительной альтернативой здесь также является возможность зарегистрироваться в качестве самозанятого;
2) фрилансер, который, по сути, считается предпринимателем. На него перекладываются все риски и обязанности предпринимателя – такие как уплата налогов и сдача отчетности. Данная схема предполагает регистрацию в качестве ИП и весьма популярна в большинстве европейских стран (к примеру, она действует во Франции, Германии, Эстонии, Норвегии) [7, с. 67].
В тоже время, опыт европейских стран показывает отсутствие четких правовых гарантий фрилансеров. Например, в Нидерландах существует такая практика, если количество рабочих часов, предусмотренных договором составляет менее 15 часов в неделю, при этом график работы не является фиксированным, или в случае, когда количество рабочих часов четко не определено, работодатель должен оплачивать как минимум три часа за каждую смену независимо от фактического количества отработанных часов А в Италии нерегулярным работникам не гарантируется минимальное количество рабочих дней или часов, даже когда они будут принимать все вызовы работодателя. Но, за время, которое они не работают, работодатель должен выплачивать так называемое «возмещение за готовность». В свою очередь, трудовое законодательство Германии по работе «по требованию» обязывает в договорах указывать количество рабочих часов в день и неделю. Если таковые положения отсутствуют, считается, что согласована рабочая неделя продолжительностью 10 часов и работодателю следует оплачивать минимум три часа в смену, независимо от количества фактически отработанных часов. Рабочие обязаны отвечать на вызов только при условии, что он осуществлен минимум за четыре дня до начала работы.
Зарубежная практика показывает, что деятельность фрилансеров регулируется трудовым законодательством. Вследствие чего, зарубежные работодатели могут вступать в трудовые отношения с российскими фрилансерами. В данном случае применяется коллизионный принцип «закон места работы», соответственно используется право той страны, где осуществляется трудовая деятельность.
Между тем, поскольку фрилансер не привязан к конкретному месту осуществления трудовой обязанности, то порой выяснить право страны, где в большинстве своем осуществляется трудовая деятельность, сложно. Так, местом осуществления трудовой функции фрилансера может считаться страна, где он фактически находится, поскольку именно там происходит реализация его трудовой деятельности. Кроме того, местом осуществления трудовой функции может считаться местонахождение самого работодателя, поскольку именно он формирует те или иные задачи, стоящие перед фрилансером.
Между тем, на сегодняшний день в законодательстве нашей страны данный вопрос не урегулирован, отсутствуют коллизионные привязки регулирования трудовых отношений, осложненных иностранным элементом, а именно работодателем. Считаем, что правоотношения между иностранным работодателем и фрилансером должны быть урегулированы общепринятой коллизионной привязкой «законом места работы».
Подводя итог вышесказанному, можно сделать вывод о том, что на сегодняшний день популярна такая форма трудовой деятельности как фриланс. Однако в России отсутствует правовое регулирование отношений фрилансера с иностранным юридическим лицом. Вследствие чего, по нашему мнению, на законодательном уровне необходимо закрепить не только определение категорий «фриланс» и «фрилансер», а также определить под правовое регулирование какого права оно подпадает: трудового или гражданского.
При отнесении рассматриваемых отношений к гражданскому праву будет применяться российское законодательство. А в случае отнесения их к трудовому праву, следует определить, к юрисдикции какого государства будут относиться возникшие правоотношения. А именно к юрисдикции иностранного работодателя либо российского фрилансера.
Таким образом, нормы права в области отношений между фрилансером и клиентом, осложненные иностранным элементом, нуждаются в качественной проработке и конкретизации, поскольку от этого зависит будущее развитие фриланса в нашей стране в целом.

Стремительное развитие информационных технологий и их повседневное использование неизбежно влечет за собой модернизацию всех сфер жизни общества. Правовая сфера не является исключением: применение современных технологий в практической деятельности направлено на автоматизацию и цифровизацию юридических процессов, поэтому всё большую популярность обретает LegalTech. В настоящее время термин «LegalTech» еще мало знаком большинству россиян, однако на самом деле многие юристы уже используют те инструменты, решения и продукты, под которыми подразумевается LegalTech, а ряд из них – активно участвует в их разработке и поддержке.
Формально LegalТech – это отрасль бизнеса, которая специализируется на информационно-технологическом обслуживании профессиональной юридической деятельностии на предоставлении юридических услуг потребителям с использованием информационных технологий. При этом следует отметить, что некоторые ученые обращают внимание на параллельное существование двух терминов: «LegalTech» и «LawTech». Под LegalTech они подразумевают различные платформы, программы, продукты и инструменты, специально разработанные для упрощения и оптимизации процессов профессиональной юридической деятельности с целью повышения эффективности оказания юридических услуг или юридического сопровождения бизнеса. Термин «LawTech» применяют к информационным технологиям, с помощью которых предоставляются юридические услуги потребителям – это различного рода онлайн-приложения и сервисы, дающие возможность заменить традиционные способы получения юридических услуг новыми и (или) облегчающие пользователям доступ к правовой информации. Основное отличие их от LegalTech состоит в том, что эти технологические решения предназначены не для юристов, а для конечных потребителей юридических услуг, которые без непосредственного обращения к профессиональному юристу получают необходимую правовую консультацию или иную юридическую услугу (прежде всего, речь идет о гражданах и малом бизнесе) [1, с. 4].
Однако многие правоведы не склонны выделять различия между данными категориями, поскольку legal (от анг. – юридический, законный) и law (от анг. – закон) подразумевают одно и тоже значение ввиду единого смыслового корня [2, с. 152]. К тому же, часто одни и те же сервисы и приложения предназначаются для решения задач как профессиональных юристов, так и конечных потребителей юридических услуг.
Наиболее яркими примерами LegalTech в России являются сервисы известных справочно-правовых систем («КонсультантПлюс», «Гарант»), предлагающие проверку контрагентов (сервис «Экспресс-проверка» от СПС «Гарант»), составление проектов договоров (Сервис «Конструктор договоров» от СПС «КонсультантПлюс»), подбор судебной практики по конкретному делу (Сервис «Сутяжник» от СПС «Гарант»), систематизацию всех данных о портфеле зарегистрированных патентов, товарных знаках и интеллектуальных правах в электронном виде (Сервис «Онлайн Патент Стандарт» от СПС «Гарант»), отслеживание всех интересующих закупок и получение по ним всей необходимой информации (сервис «Экспресс Тендер» от СПС «Гарант») и другие сервисы данных справочно-правовых систем.
Также популярными являются система учета дел юриста XSUD, которая систематизирует информацию по судебным делам и организовывает коллективную работу юристов в компании, конструктор договоров в Системе Юрист, сервис Freshdoc, DOCZILLA, платформы и программы обеспечивающие возможности подачи исковых заявлений, жалоб и иных документов в электронной форме (например, путём обращения к официальным сайтам судов – через личный кабинет, созданный в информационной системе ГАС «Правосудие» или «Мой арбитр»), автоматизированного распределения дел между судьями и автоматизированного формирования графика судебных слушаний, использования электронных способов извещения участников судебного процесса, проведения судебных заседаний посредством видеоконференцсвязи и многие другие сервисы.
В зарубежных странах, где LegalTech в большей мере развит, существуют более уникальные инструменты. Например, американский стартап для юристов Casetext разработал систему умного поиска судебных прецедентов – CARA. Поиск очень прост: пользователь загружает в систему свой документ, программа ищет в базе всё, что ей кажется подходящим к данному делу. Отличие Casetext от «КонсультантПлюс» и его аналогов заключается в интеллектуальности поиска: Casetext пытается использовать именно смысл документа, не разбивая запрос на отдельные ключевые слова.
Другим уникальным продуктом является Ravel Law (США), который представляет собой результат оцифровки более 40 млн страниц трудов из библиотеки Гарвардской школы права (юридический факультет Гарвардского университета) и имеет целью сделать ознакомление юристов с правовыми исследованиями проще, быстрее и понятнее. Также Ravel Law изучает и анализирует американские судебные прецеденты. От Casetext он отличается тем, что берет как входную точку для поиска не документ, а человека. Принятие решения в процессах часто крайне субъективно, и ключевую роль играет личность судьи. Ravel Law структурирует все предыдущие процессы судьи и находит скрытые закономерности его поведения: какие аргументы он любит, какая стилистика его раздражает, какие прецеденты цитирует в решениях. Знание таких особенностей позволяет адвокату лучше готовиться к делу и апеллировать к правильным струнам в душе судьи.
Ещё один интересный пример – приложение StoryBuilder (Everlaw) – инструмент для совместной подготовки к судебному разбирательству, позволяющий нескольким командам синхронизировать рабочие процессы, переключаясь между ними, просматривая задания и документы, устанавливая сроки контроля, представляя презентации, обмениваясь мнениями, формулируя стратегии и прочее. Это приложение использовалось при рассмотрении дела о неисправности включателя зажигания в автомобилях General Motors, в котором участвовали 31 юридическая фирма, 200 экспертов и исследовалось 2,5 млн документов; именно оно позволило эффективно сотрудничать десяти фирмам, представляющим интересы истца.
В качестве примера приложений для предоставления юридических услуг потребителямможно привести сервис AirHelp, позволяющий пассажирам отмененного или задержанного авиарейса предъявлять перевозчикам претензии о взыскании компенсации. Первоначальная оценка случая задержки или отмены рейса проводится бесплатно, однако при успешном взыскании компенсации в пользу пассажира с полученной суммы удерживается комиссия. Следует указать, что данный сервис предполагает требование компенсации за сбои рейсов, подпадающих под положения Регламента № 261/2004 Европейского парламента и Совета ЕС от 11.02.2004, устанавливающего общие правила компенсации и содействия пассажирам в случае отказа в посадке, отмены или длительной задержки авиарейса.
Другой небезынтересный пример – интернет-платформа Avvo.com, которая предоставляет потребителям круглосуточную возможность получения бесплатных юридических консультаций от более чем 160 000 зарегистрированных юристов – в каталоге платформы представлены профили юристов, включающие отзывы клиентов, рейтинг адвокатов Avvo, информацию о дисциплинарных взысканиях, оценки коллег и т.п.
Также необходимо сказать о платформах онлайн-разбирательства потребительских споров, которые создаются торговыми интернет-гигантами. 9 января 2016 года вступил в силу Регламент Европейского парламента и Совета Европейского Союза 524/2013 от 21 мая 2013 г. об онлайн-рассмотрении споров потребителей и об изменении Регламента (EC) 2006/2004 и Директивы 2009/22/EC (Регламент об ODR потребителей), который предусматривает создание на уровне Европейского союза центрального контактного центра для потребителей и торговых компаний, базирующегося на территории Европейского Союза, для оказания помощи в урегулировании любых споров, возникающих в результате онлайн-транзакций, во внесудебном порядке. К примеру, платформа ODR eBay осуществляет разбирательство дел, связанных с нарушением сроков доставки товара, несоответствием товара описанию на сайте, некачественным товаром, несвоевременной или неполной оплатой за товар и т.п. Если покупатель или продавец имеют претензии, они вправе обратиться к своему контрагенту, но не напрямую, а посредством использования средств коммуникации, предоставляемых платформой ODR eBay. Первоначально в переговорах сторон участвует чат-бот, то есть запросы автоматически направляются сторонам конфликта компьютерной программой (роботом), отслеживающей начало и окончание обсуждения сторонами возникшей ситуации, направление запросов, сроки предоставления ответов на запросы и т.д. При недостижении сторонами урегулирования конфликта платформа выносит решение по делу [3, с. 221-225].
В Российской Федерации лидером и основоположником LegalTech является непубличное акционерное общество «Право.ру», официальной торговой маркой которого является Pravo Tech. В 2008 году данная компания сделала российское правосудие электронным – создала сервисы «Картотека арбитражных дел» и «Мой арбитр», в 2012 году разработала систему Casebook для мониторинга судебных дел и проверки контрагентов, в 2013 году запустила сервис Caselook для поиска и анализа судебной практики, в 2015 году разработала систему Case.one для автоматизации работы юриста, а также создала Bot.one – конструктор чат-ботов, Doc.one – конструктор документов. В 2020 году Pravo Tech создало платформу Manage.one – интеллектуальную систему управления и развития бизнеса для автоматизации 95% бизнес-процессов компании. Уже более 3 000 компаний, включая топ-50 банков, большую тройку мобильных операторов и крупнейшие компании рейтинга РБК-500, ежедневно используют Manage.one. Среди них Ростелеком, Лукойл, Первая Грузовая Компания, РЖД, Магнит, Газпром-Медиа Холдинг, Росреестр, Тинькофф Страхование.
В апреле 2023 года разработчики Manage.one представили революционное решение, которое призвано автоматизировать судебно-претензионную деятельность. Согласно судебной статистики Верховного Суда РФ в 2018 году российскими судами было рассмотрено 31,5 млн дел, в 2019 – 34,6 млн, в 2020 – 38,2 млн, в 2021 – 39,2 млн, в 2022 – 40,7 млн. В частности, больше дел о банкротстве на 26,7 %, о взыскании долгов на 30 %, об охране интеллектуальной собственности на 31,6 %, о налоговых спорах на 45 %. При этом тенденций на рост количества сотрудников юридических департаментов не наблюдается, то есть нагрузка растёт, а ресурсы не увеличиваются. К тому же, юристам в процессе судебно-претензионной деятельности приходится работать со многими системами (сайты судов, сайты различных государственных услуг, Excel, Word, внутренняя корпоративная система и др.), что занимает много времени. В связи с этим компания Pravo Tech разработали систему для корпоративных юристов на базе Manage.one «Управляй (делами)», инструменты которой можно условно подразделить на 3 блока:
1. Досудебная работа. На данном этапе применяются 4 инструмента системы «Управляй (делами)»: 1) чат-бот, который опрашивает клиентов, собирает необходимые данные для составления претензии и обрабатывает их; 2) документооборот в один клик; 3) конструктор претензий; 4) автоматический мониторинг доставки корреспонденции. Все это помогает сократить временные затраты юриста на сбор информации по претензии, на создание и отправку документов, поиск информации на 70 %. К тому же, сокращаются расходы на получение и отправку корреспонденции и на подготовку типовых претензий.
2. Судебная работа. В ходе этого этапа используются следующие инструменты: 1) аналитика (оценка должника, прогноз исхода судебного дела); 2) конструктор процессуальных документов; 3) мониторинг арбитражных дел; 4) мониторинг дел судов общей юрисдикции; 5) подача документов в сервис «Мой арбитр». В итоге сокращаются затраты времени юриста на финансовый анализ, мониторинг, создание документов, подачу документов на 70 %. Сокращаются расходы на отправку корреспонденции, расходы в результате пропуска судебного дела, расходы на последствия пропуска исполнительного постановления.
3. Исполнительное производство. На данном этапе применяются 3 инструмента: 1) автоматический запрос исполнительных листов в арбитражный суд; 2) конструктор документов по исполнительному производству; 3) мониторинг исполнительных производств. Это позволяет сократить затраты времени юриста на финансовый анализ, мониторинг исполнительных производств, создание документов, подачу документов на 70 %, а также сократить убытки на отправку корреспонденции и последствия пропуска исполнительного постановления [4].
Таким образом, LegalTech в Российской Федерации постепенно развивается и набирает обороты, чтобы экономить время юристов, избавлять их от рутинных операций и сосредоточить внимание юристов на более важных интеллектуальных задачах.
Мы — юридическая компания широкого профиля и готовы помочь вам по различным вопросам. Регистрируем, вносим изменения в реестр и ликвидируем компании, консультируем по вопросам недвижимости, имущества и наследства.

Кибербезопасность все чаще рассматривается, как стратегическая проблема государственной важности, затрагивающая все слои общества. Государственная политика кибербезопасности (national cyber security strategy – NCSS) служит средством усиления безопасности и надежности информационных систем государства.
В стратегии к проблеме кибербезопасности применяется высокоуровневый и нисходящий подход: выдвигается ряд государственных целей и приоритетов, которые необходимо достичь за определенный промежуток времени. Фактически, стратегия представляет собой модель решения задачи кибербезопасности внутри государства.
Первые стратегии кибербезопасности начали появляться в начале предыдущего десятилетия. Одной из первых стран, в которой кибербезопасность стала воспринимать как вопрос государственной важности была США [1].
Так, еще 2003 году в США была опубликована Национальная стратегия безопасности в киберпространстве (National Strategy to Secure Cyberspace). Документ являлся частью более общей Стратегии обеспечения национальной безопасности (National Strategy for Homeland Security), созданной в ответ на террористические атаки 11 сентября 2001 года.
В последующие годы по всей Европе начали распространяться планы мероприятий и стратегии, призванные решить подобную задачу. К примеру, в 2005 году Германия принимает Государственный план защиты информационной инфраструктуры (National Plan for Information Infrastructure Protection – NPSI).
В настоящий момент единой стратегии кибербезопасности для всего Евросоюза нет. Тем не менее, в программе работы Европейской комиссии на 2012 год было закреплено, что комиссия должна разработать Стратегию безопасности Интернета для Евросоюза. Разработку стратегии взял на себя главный директорат DG CONNECT (DG INFSO21).
Целями стратегии были следующие:
· наравне с основными рисками и проблемами выявить экономические и геополитические возможности;
· сравнить между собой степень подготовленности и политическое внимание к проблеме безопасности Интернета в третьих странах;
· обозначить основные и важнейшие проблемы, которые требуют решения;
· оценить текущие и планируемые мероприятия, а также отметить те проблемные зоны, к которым Евросоюзу следует уделить больше внимания.
С тех пор в этой сфере на уровне отдельных государств была проделана большая работа, и в последние четыре года десять стран-членов Евросоюза опубликовали свои государственные стратегии кибербезопасности. Краткое описание стратегий приводится ниже.
Что касается, нашей страны, то значение термина кибербезопасность известно далеко не каждому гражданину России. Как правило более распространена категория «компьютерная безопасность», хотя и она в нашей стране гораздо менее популярна, чем за границей.
Под термином кибербезопасность понимается широкий набор средств, технологических возможностей и различных действий, которые служат для запрета несанкционированного доступа, называемого кибератакой, к различным сетям, программному обеспечению и базам данных [2].
Смысл кибератак – это возможность считывания, внесения изменений или просто уничтожения секретной информации. Кроме того, это конечно способ прямого «воровства» денег пользователей, блокирование работы банков, различных фирм и государственных учреждений.
По опубликованным данным, существенная часть преступлений в мире в этой сфере направлена на Россию. Но с другой стороны, например, в 2018 году Россию обвинили в организации кибератак многие западные страны, такие как США, Великобритания, Нидерланды, Норвегия. Эти обвинения сильно усложнили работу российских компаний.
Основные направления работы по кибербезопасности в России:
· безопасность информации (обеспечение защиты от повреждений и секретности);
· защита программного обеспечения и прикладных программ;
· проверки на несанкционированное вмешательство;
· безопасность в компьютерных сетях;
· минимизация потерь для госучреждений и частных фирм;
· решение проблем управления доступом к базам данных;
· возможность полностью восстановить потерянные данные;
· постоянное повышение уровня знаний как работников организаций, так и «рядовых» граждан.
Вопросы кибербезопасности в нашей стране стоят особенно остро в частности потому, что отстуствует надлежащая правовая база. К примеру, не закреплены механизмы своевременной и адекватной реакции на преступные по своей сути действия в компьютерных сетях, применение Интернета в преступных целях и пр.
Важно отметить, что США опубликовали Международную Cтратегию для киберпространства в мае 2011 года, определяющей ряд мероприятий, которые нужно провести по семи направлениям. В основе стратегии лежит модель сотрудничества между правительством, международными партнерами и частным сектором, которая включает такие направления:
· экономика: продвижение международных стандартов и инновационных, открытых рынков;
· защита национальных сетей: повышение безопасности, надежности и отказоустойчивости;
· правопорядок: расширение сотрудничества и правовых норм;
· военная отрасль: подготовка к современным вызовам безопасности;
· интернет-правительство: продвижение эффективных и всеохватывающих правительственных структур;
· международное развитие: построение безопасности, развитие международной компетенции и экономическое процветание;
· свобода в Интернете: поддержка основных свобод и неприкосновенности частной жизни.
В последние годы правительство Китая также предпринимает активные шаги, направленные на повышение уровня кибербезопасности в стране. Китайское правительство официально объявило свою позицию относительно вопросов национальной кибербезопасности и международного сотрудничества в киберпространстве [3].
Современная система кибербезопасности в Китае направлена на поддержание технической безопасности устройств с одной стороны, и тотальный контроль национальной информационной инфраструктуры Интернета и государственного суверенитета – с другой стороны.
В стране действует Закон о кибербезопасности, положения и нормы которого устанавливают единые стандарты сбора и хранения персональных данных пользователей, а также обязуют интернет-провайдеров и операторов сотовой связи хранить их на территории КНР.
Законодательно в стране установлены меры наказания за осуществление противоправной деятельности в киберпространстве.
В Российской Федерации в соответствии с планом действий по программе «Цифровая экономика» по направлению «Информационная безопасность» на период 2018-2020 годов было выделено 34,04 млрд руб. для повышения уровня кибербезопасности в стране. Указанный план был одобрен правительственной комиссией по использованию информационных технологий на благо граждан России и для создания более благоприятного режима работы предпринимателей. При этом самой дорогостоящей задачей из этого плана, стало «Обеспечение стабильности и безопасного функционирования информационных систем и технологий».
В перечень основных задач также входило «обеспечение защиты прав и законных интересов бизнеса в условиях цифровой экономики», на которую было запланировано потратить 6,95 млрд руб. Кроме того, было запланировано профинансировать из федерального бюджета задачу «создания технических инструментов, обеспечивающих безопасное информационное взаимодействие граждан в условиях цифровой экономики», а также «обеспечение управляемости и надежности функционирования российского сегмента сети интернет».
Россия уже довольно давно проводит взвешенную и продуманную общую политику в области инфобезопасности. В подтвержение этого хотелось бы заметить, что в декабре 2018 года Генеральная Ассамблея ООН приняла российский вариант резолюции «Противодействие использованию информационно-коммуникационных технологий в преступных целях». Этот документ направлен на возобновление полноформатной дискуссии по искоренению информационных преступлений и нахождению реальных методов в борьбе с киберпреступностью при практически полном отсутствии доступных международных механизмов борьбы с ними [4].
Так же в 2005 года декабре Генеральная Ассамблеея приняла ещё одну нашу резолюцию по вопросам межгосударственной информационной безопасности. В резолюцию включен перечень из 13 пунктов правомерного использования странами киберпространства, в том числе четыре основных:
1) применять информационно-коммуникационные технологии только в мирных целях;
2) не нарушать в киберпространстве основы суверенитета других государств;
3) бороться с применением информационного пространства криминальными элементами и террористами;
4) не допускать распространения зашифрованных вирусных элементов в программной продукции.
В добавок к вышеизложенному, в этом объемном нашли отображения такие важные, на наш взгляд, положения: каждое обвинение в преступном применении информационного поля должно базироваться на неопровержимых доказательствах; страны не имеют права даже через наемников использовать ИКТ в преступных целях.
Хотелось бы также отметить, что в киберпространстве России существуют различные угрозы и уязвимости, которые могут нанести ущерб информационной безопасности, к которым относятся, например, такие:
· вирусы и вредоносное программное обеспечение (ПО) являются одной из основных угроз в киберпространстве. Они могут заражать компьютеры и сети, украсть личные данные, пароли, финансовую информацию и причинить значительный ущерб;
· фишинг – это метод мошенничества, при котором злоумышленники пытаются получить личную информацию, такую как пароли, номера кредитных карт и другие конфиденциальные данные, путем подделки легитимных веб-сайтов или отправки поддельных электронных писем;
· дистрибутированные атаки отказа в обслуживании (ДДоС-атаки) направлены на перегрузку серверов или сетей, что приводит к недоступности ресурсов для легитимных пользователей [5]. Это может привести к значительным финансовым потерям и нарушению работы организаций;
· нарушение конфиденциальности данных является серьезной угрозой в киберпространстве. Злоумышленники могут получить доступ к личным данным, коммерческой информации или государственным секретам, что может привести к утечке информации и нанести значительный ущерб;
· социальная инженерия – это метод манипулирования людьми с целью получения доступа к конфиденциальной информации. Злоумышленники могут использовать различные методы, такие как обман, угрозы или манипуляции, чтобы убедить людей раскрыть свои пароли или другую конфиденциальную информацию;
· недостаточная защита сетей и систем является одной из основных уязвимостей в киберпространстве. Неправильная конфигурация, устаревшее программное обеспечение или отсутствие обновлений могут сделать системы и сети уязвимыми для атак.
Подводя итог, хотелось бы отметить, что для обеспечения информационной безопасности государства необходимо, прежде всего, снижать зависимость от зарубежных информационных технологий, расширять производство и использование отечественного оборудования и программного обеспечения.
Например, зарубежные производители могут ограничить использование своих программных продуктов, не предоставлять своевременное обновление для исправления ошибок и ликвидации уязвимостей. В итоге это ставит российского потребителя в заведомо невыгодное положение и повышает риск кибератак.
Сегодня российские программные продукты обязательны для госструктур по законодательству, однако и бизнес проявляет к ним серьезный интерес – импортное ПО либо очень дорого, либо становится недоступным.
Другим важным фактором повышения информационной безопасности является подготовка высококвалифицированных IT-специалистов, т.к. в настоящее время наблюдается дефицит кадров в этой сфере.
Также, чтобы снизить уровень киберпреступности, необходимо законодательно ужесточить ответственность за совершение противоправных деяний в сфере информационной безопасности [6].
В связи со сложившейся политической обстановкой наблюдается постоянный рост атак на государственные информационные ресурсы, большая часть которых производится из-за рубежа.
По мнению некоторых специалистов, в настоящее время против России развернута организованная кибервойна для вывода из строя критически важной инфраструктуры.
Именно поэтому внедрение российских аналогов программного обеспечения столь важно сейчас, особенно для государственной информационной инфраструктуры.

В настоящее время в условиях масштабной и всесторонней цифровизации, активного применения высоких технологий при реализации не только отдельно взятых государственных и общественно значимых задач, но и внедрения передовых информационно-телекоммуникационных технологий в повседневную жизнедеятельность человека всё большее внимании со стороны экспертного сообщества, межправительственных организаций и отдельно взятых государств уделяется вопросам правового регулирования различных систем искусственного интеллекта.
В Программе «Цифровая экономика Российской Федерации», утвержденной Постановлением Правительства Российской Федерации от 28 июля 2017 года №1632-р, нейротехнологии и искусственный интеллект были отнесены к основным сквозным технологиям, их поставили на второе место после больших данных. В данной Программе значительное внимание было уделено нормативному регулированию цифровой экономики и отмечено, что «регуляторная и нормативная среда имеет ряд недостатков, в ряде случаев создавая существенный барьеры на пути формирования новых институтов цифровой экономики».
Для создания надлежащего правового регулирования в сфере искусственного интеллекта был принят Федеральный закон от 24 апреля 2020 года №123-ФЗ «О проведении эксперимента по установлению специального регулирования в целях создания необходимых условий для переработки и внедрения технологий искусственного интеллекта в субъекте Российской Федерации – городе федерального значения Москве» [2]. Положение закона предусматривает возможность по результатам эксперимента распространения данного опыта на другие сферы жизни и другие города.
Также в статье 2 указанного закона определяется, что «искусственный интеллект – комплекс технологических решений, позволяющий имитировать когнитивные функции человека (включая самообучение и поиск решений без заранее заданного алгоритма) и получать при выполнении конкретных задач результаты, сопоставимые, как минимум, с результатами интеллектуальной деятельности человека. Комплекс технологических решений включает в себя информационно-коммуникационную инфраструктуру (в том числе информационные системы, информационно-телекоммуникационные сети, иные технические средства обработки информации), программное обеспечение (в том числе в котором используются методы машинного обучения), процессы и сервисы по обработке данных и поиску решений».
Безапелляционно, что применение искусственного интеллекта в современном мире стало важнейшим фактором развития цифровой экономики государств. Согласно результатам четвертого мониторинга глобальных трендов цифровизации, подготовленного «Ростелекомом» в 2020 году, самый стремительный рост по итогам года показали технологии дата-центров, виртуальной реальности и технологии убеждения.
На развитие правового регулирования искусственного интеллекта в России и зарубежных странах большую роль оказывают мировые тенденции. Особенно важную роль в его исследовании сыграли такие страны как США и Китай, на долю которых приходится более 80% всех мировых исследований в области искусственного интеллекта.
При этом, внедрение искусственного интеллекта в интернет начало свой путь в 2011 году, когда была запущена работа над проектом GoogleBrain.
Данным проектом предполагалось внедрение новых опций:
1. Переводчик Google с прямым переводом (функция голосового ввода). Программа распознает речь и быстро переводит слова и фразы на нужный язык.
2. Голосовой помощник GoogleAssistant. С помощью него можно запускать поиск информации, давать поручения, планировать дела.
3. Алгоритм GooglePhoto научился распознавать тексты и объекты на изображениях. Можно легко находить фотографии с помощью описания предметов или людей, которые присутствуют на фото.
Касательно медицины, то в мировой истории и науке уже имело место быть практическое применение технологий искусственного интеллекта. Так, к примеру, компания AIME занимается разработкой механизмов предотвращения заболевания с помощью технологий ИИ. Подход этой компании основан на анализе различных проблем, изучении трудностей и предпринятых ранее действий. Это уже помогло найти решения для некоторых заболеваний. Например, вируса Зика, лихорадки Чикунгунья. Благодаря использованию искусственного интеллекта теперь возможно предугадать заранее место, где может вспыхнуть новое заболевание и предсказать ход его дальнейшего развития.
Примечательно, что за последние 15 лет количество случаев внедрения искусственного интеллекта в медицинские процессы выросло почти в 62 раза. Объясняется это следующим: ранние технологии принесли определенные успехи, что открыло ученым возможности для массового внедрения искусственного интеллекта в сферу здравоохранения.
Еще в 2018 году было задействовано более 5 тысяч роботов, которые ассистировали хирургам более чем в 1 млн. операций различной степени сложности. Такого рода хирургические роботы подходят для процедур, которые требуют одних и тех же повторяющихся действий, потому что роботы могут работать «без устали» [3]. То есть, искусственный интеллект помогает проводить сложнейшие операции в разы быстрее и эффективнее.
Стремительное развитие технологий ИИ дало возможность Южной Корее создать виртуальных айдолов в кпоп-индустрии. Так, первым виртуальным айдолом был персонаж по имени Адами от IT-компании AdamSoft. Начиная с 1996 года Адам выпустил два полноформатных альбома. Но на то время технологии были недостаточно развиты и возможности Адама были ограничены.
Также к одним из носителей искусственного интеллекта считается робот. В Докладе «Об этике робототехники» 2017 года Всемирной комиссии ЮНЕСКО по этике научных знаний и технологий были определены основные характеристики современного робота: мобильность; интерактивность; коммуникативность; автономность, позволяющая анализировать и самостоятельно принимать решения и осуществлять действия без вмешательства и контроля со стороны человек [5].
Данная характеристика позволяет сделать вывод о том, что робот, который наделен искусственным интеллектом, будет сам нести ответственность в случае причинения вреда обществу.
На сегодняшний день правовое регулирование использования искусственного интеллекта базируется на программных документах и экспериментальных режимах. При этом отсутствие должного правового регулирования, «порождает» новые правовые риски и угрозы.
Так, по мнению бывшего заместителя министра обороны США Роберта Уорка «искусственный интеллект может быть крайне опасен при использовании его военными и при принятии решения о нанесения ядерного удара». Он привел в пример российскую систему «Периметр», которая может принять за ядерные взрывы сейсмическую активность, направляющую соответствующий запрос в штаб войск, и в случае, если ответ не поступит, она может отдать команду на запуск межконтинентальных баллистических ракет [6].
То есть, исходя из данного высказывания, искусственный интеллект в той или иной мере представляет угрозу. Но, так как он является всего лишь объектом, который заранее был запрограммирован, за данное действие ответственность будет возлагаться на его создателя.
Также в качестве примера можно привести аварию, в которой участвовал искусственный интеллект. В городе Лагуна-Бич в Калифорнии TeslaModelSна высокой скорости врезался в припаркованный на обочине патрульный автомобиль. 65-летний хозяин машины отрицал свою причастность к случившемуся, так как в машине был включен режим полуавтоматического управления. Позднее в местном полицейском департаменты подтвердили, что авария произошла из-за ошибки в программном обеспечении электрокара: автономная система не смогла правильно распознать дорожную разметку [7]. В связи с этим И. Маск утверждал, что ни дорожно-транспортные происшествия, ни авиакатастрофы, ни отсутствие лекарства или некачественная еда не способна сравниться по уровню опасности с развитием искусственного интеллекта, и призывал ввести государственный контроль за внедрением соответствующих технологий [8].
На практике мы видим, что возникают проблемы с деятельностью искусственного интеллекта, который может быть и роботом, и машиной с автопилотом. В связи с данными проблемами необходимо понимать, что искусственный интеллект может быть как полезным дополнением к жизни человечества, так и «нашим врагом».
В связи с отмеченным, считаем, что к задачам, на решение которых должно быть направлено регулирование отношений в сфере применения ИИ необходимо относить следующие:
- создание основ правового регулирования новых общественных отношений, формирующихся в связи с применением систем искусственного интеллекта и робототехники, имеющих преимущественно стимулирующий характер;
- определение правовых барьеров, затрудняющих разработку и применение систем искусственного интеллекта и робототехники в различных отраслях экономики и социальной сферы;
- формирование национальной системы стандартизации и оценки соответствия в области технологий искусственного интеллекта и робототехники.